«СССР, город Омск, адресное бюро» стояло на конверте авиаписьма, отправленного из Болгарии. Кого же разыскивал Кристо Колев в далеком сибирском городе, в котором никогда не бывал? Старого фронтового друга? Так нет, не могло этого быть – военные ветры прошумели над землей слишком давно, и видел Кристо всегда над головой только мирное чистое небо. Но ошибиться адресатом он тоже не мог: подсказывало сердце, что именно там, в незнакомом русском городе, живет тот лейтенант, который стал ему вдруг близким и дорогим, хотя он никогда его не видел.
Бегут, обгоняя друг друга, строки письма: «Здравствуйте, друзья! Четыре года я работал и жил в СССР. За это время сумел полюбить вашу страну, она стала для меня как родная.
Я родился после войны и знаю ее только по фильмам, книгам и рассказам. И вот недавно в нашей газете «Работническо дело» прочитал статью «Танкист одного дня» – о лейтенанте Александре Стекольщикове. Может, он, как и тысячи других, пал смертью храбрых? Но мне почему-то верится, что он живой. Так пусть он знает, что его болгарские друзья и спустя много лет не забыли его подвига, потому что он спас в тот день жизни сотням болгар и русских.
Думаю, ему было бы очень приятно встретиться со своими боевыми друзьями Евлогием Райчевым, майором Гюмбабовым, наводчиком Чучуевым. Наверное, найдутся и другие, кто помнит русского танкиста – героя дня?»
К письму прилагалась газета «Работническо дело», в которой под заголовком «Булгарский орден ми спаси живота»…» рассказывалось о моем отце.
Бои за Драва-Соболч были в самом разгаре. Через открытый люк танка Евлогий видел страшную картину поля сражения: казалось, горела сама земля, окутанная густым дымом. Бойцы предпринимали одну атаку за другой, но засевшие в подвалах домов фашисты продолжали удерживать боевые позиции.
В одной из атак ранило болгарского наводчика Чучуева, и танк, как безоружный солдат, остался на поле боя, простреливаемом со всех сторон.
«Его же сейчас подожгут фрицы», – тотчас обожгла мысль Стекольщикова. Мгновенно оценив обстановку, он, не раздумывая, бросился к танку, вскочил на гусеницы и стал стучать прикладом автомата по люку. С трудом приподнявшись, наводчик открыл люк и вдруг увидел советского офицера с автоматом в руках. Откуда он мог взяться в самый разгар боя?
Лейтенант что-то быстро сказал раненому наводчику, но тот, должно быть, не понял.
– Да пустите же меня в танк! – крикнул он, протискиваясь в люк.
Нужно было немедля увести машину из-под вражеского огня.
– Потерпи, браток, – Стекольщиков похлопал наводчика по плечу и, заняв его место, скомандовал:
– Вперед!
– Вперед! – повторил его команду Евлогий и сообщил командиру по рации:
– Рила! Я Витоша. У нас новый наводчик – советский лейтенант. Прием.
Полевой лазарет оказался сразу же за селом. Стекольщиков помог принять раненого наводчика, по-дружески махнул рукой на прощанье и скрылся в танке.
Через минуту машина на полной скорости мчалась вдоль улицы, туда, где, не стихая вот уже шестые сутки кряду, шли бои за Драва-Соболч.
Стекольщиков рванул с себя ушанку, чтоб не мешала. Из-за порохового дыма в танке нечем было дышать, вентиляторы не успевали очищать воздух.
– Ничего, давай! Давай! – кричал лейтенант механику-водителю, протирая глаза от дыма. И новые снаряды ложатся точно в цель: стрелял русский лейтенант, как бывалый наводчик.
С танком поравнялись цели наших пехотинцев. Стекольщиков подал знак: следуйте за нами. Справа шли еще два танка.
– Рила! Я Витоша! Русский лейтенант прорвался в центр Драва-Соболч.
Фашисты, должно быть, не ожидали столь дерзкого танкового рейда и, побросав подвальные помещения, сдавали квартал за кварталом.
К вечеру, когда наконец после жестоких боев выбили противника из села, наступило короткое затишье. Стекольщиков, распластавшись, спал около гусениц.
Впервые за всю неделю над Драва-Соболч висело теплое мартовское солнце. И впервые за много дней на лицах людей появились улыбки.
Весть о находчивости русского наводчика быстро разнеслась. Стекольщикова не выпускали из плотного людского кольца: к нему подходили болгарские танкисты, пожимали руки, спрашивали, откуда он. А был он из Сибири. Из Омской области.
…Мой отец Александр Иванович был по профессии педагогом. В октябре 1940 года призван в Красную Армию, где попал в полковую школу младшего комсостава. С 22 июня 1941 года по ноябрь 1944 года он участвует в боях Карельского фронта, затем 3-й Украинский фронт. Трижды ранен. Вернувшись с победой домой, работал председателем Нововаршавского районного суда.
Передо мной газета из Болгарии с рассказом о подвиге моего отца. На снимках он среди бойцов, где болгарское командование вручает ему орден «За храбрость». Конечно же, гордость охватывает меня.
Анатолий
СТЕКОЛЬЩИКОВ.
Старый Кировск.
